Дух, причастный к божественности.
Prím(um) ego m(e) íllorúm dederím quibus ésse poétis
Éxcerpám numeró; nequ(e) ením conclúdere vérsum
Díxeris ésse satís: neque sí quis scríbat utí nos
Sérmoní propióra, putés hunc ésse poétam.
Íngeniúm cui sít, cui méns divínior, átqu(e) os
Mágna sonáturúm des nóminis hújus honórem.
Прежде всего: я совсем не из тех, кто заслуженно носит
Имя поэта: ведь стих заключить в известную меру -
Этого мало! - Ты сам согласишься, что, кто, нам подобно,
Пишет, как говорят, тот не может быть признан поэтом *.
Этого имени честь прилична лишь гению, духу
Божеской силы, устам, великое миру гласящим.
(Перевод М.Дмитриева)
[* Говоря в этой сатире, написанной им в возрасте приблизительно 27 лет, о своей литературной деятельности, Гораций имеет в виду только тот "разговорный жанр", к которому относится само это произведение. Резко изменяется самооценка Горация через пятнадцать лет, ко времени опубликования им сборника из трех книг "эолийских песен", заканчивающегося знаменитым Éxegí monuméntum . - авт. ]
Пушкин не любил щеголять эпитетами, не бросался ни в сентиментальность, ни в таинственность, ни в надутость, ни в пустословие; он жив и стремителен в рассказе, употребляет слова в надлежащем их смысле, наблюдает умную соразмерность в разделении мыслей; все это действительно составляло неотъемлемые качества пушкинской поэзии, и качества великие; но - видите ли - по мнению бутырского классика [ - авт. ], это не больше, как внешняя (!) красота стихотворений Пушкина, потому что где же в них mens divinior (божественное безумие, исступление, восторг), где os magna sonaturum? - Прочтите всю превосходную сатиру Дмитриева " Чужой толк" - и вы еще лучше поймете, что наши классики разумели под mens divinior. Хотя многие из первых произведений Пушкина (как, например, Черная шаль, Наполеон, Андрей Шенье) не чужды декламации и риторической напряженности, но для наших классиков этого было мало; они не могли увидеть в Пушкине mens divinior, - так привыкли они к напыщенной шумихе одопений своего времени!